Ведущая рубрики «КиноБизнес изнутри» Рената Пиотровски поговорила с режиссерами и сценаристами Наташей Меркуловой и Алексеем Чуповым о новых «посткарантинных» форматах в кино, «сценаристах-докторах», соцсетях и любимых сериалах.
Об онлайн-формате в кинопроцессе
Наташа: В карантин у нас было столько дедлайнов по сценариям, что мы просто постоянно работали. В Zoom мы делали актерские пробы, но в основном сидели за сценарной работой. А в целом, очень круто, что онлайн-формат активно вписался в кинопроизводство. Моя подруга, режиссер Оля Френкель, и написала, и сняла сериал — «Сидя дома». Я была просто потрясена, как она все это сделала: как работать с актерами, когда у тебя по три-четыре человека в «Зуме» одновременно?
Алексей: Если онлайн-формат будут развивать, если будут совершенствоваться сценарные подходы к новому формату, если будут и дальше в нем участвовать звезды, возможно, у онлайна — громкое будущее.
Наташа: Что такое скринлайф? Это окошко, в котором сидит человек: заинтересовать там какими-нибудь интересными поворотами сюжета, визуальной красотой кадра вряд ли получится. Поэтому привлечь внимание зрителей можно, только если в этом окошке — настоящая звезда.
Алексей: Почему это работало так хорошо? Потому что эти скринлайфы были посвящены карантину, то есть люди смотрели, что звезды так же страдают, так же сидят, так же никуда не выходят. Работал эффект солидарности. А когда тема карантина станет неинтересна, нужно будет искать новые сюжеты, которые будут увлекать зрителей, Допустим, у Бекмамбетова в фильме «Убрать из друзей» скринлайф — это триллер. И там играют неизвестные нам артисты. Но, мне кажется, что у скринлайфа большое будущее именно в жанре комедии.
О написании сценария
Наташа: Мы редко работаем по заказу, для работы над историей нужен какой-то внутренний импульс. Потому что многое зависит просто от настроения на данный момент и от того, что интересно. Если нас «торкает» эта история, этот герой, эти обстоятельства, мы в это погружаемся и начинаем писать. А главный писатель в нашей паре — Леша.
Алексей: В основном это лежит на мне, но все равно это парная работа, потому что, если бы я писал один, это была бы какая-нибудь дичь. (Смеются.) А вместе с Наташей сценарий превращается в то, что в результате продюсеры готовы продюсировать, а зрители готовы смотреть.
Наташа: Я, честно говоря, вообще не думаю о зрителе в момент создания сценария, потому что единственный камертон — собственный. Мне интересно — я делаю, мне неинтересно — я не делаю. У меня нет никакого вдохновения, если нет интереса, у меня просто не получится.
О характерах
Наташа: Мне 40 лет, конечно, я уже имею какой-то багаж драматургических характеров. Тем более что какие-то вещи повторяются, и ты уже можешь, как из «Лего», складывать мотивации людей, одни мотивации соответствуют одним характерам, а другие — другим. Понятно, что и в людях из нашего окружения мы что-то находим, сравниваем, «пользуемся».
Алексей: Да и у меня большая коллекция этих персонажей по жизни. Мы ведь когда-то работали журналистами, у нас была возможность повидать людей, собрать внушительную коллекцию характеров, к которой мы постоянно обращаемся.
О выборе профессии
Наташа: Я работала журналистом, вела новости, была директором новостной редакции в Иркутске. Помню, как благодаря большому учебному центру «Интерньюс» региональные журналисты приезжали со всех городов и весей в Москву учиться: у нас были преподаватели CNN, ВВС, и мы учились тому, что вообще такое журналистика. Это была уникальная возможность. Но когда ты в журналистике почти десять лет, когда у тебя репортажи уже по три минуты, это говорит о том, что пора с новостями завязывать и переходить в какую-то другую публицистическую историю. И я ушла в документальное кино. А погрузившись в это, неожиданно обнаружила в своем доме «чердак», о котором раньше вообще не подозревала. Захотелось этот «чердак» изучить, посмотреть, какие там залежи. Поэтому я бросила карьеру в Иркутске, семью — и поехала в Москву учиться, начинать профессию с нуля. Мне было 26 лет. И в этот момент мы встретились с Лешей.
Алексей: Заниматься кино я начал в 35 лет. Работал журналистом, потом журналистика в нашей стране стала исключительно имитационной — и я пошел работать в пиар. Это было интересно до момента, пока пиар тоже не стал имитацией. А потом я встретил Наташу, и она уговорила меня начать работать в кино. Я очень боялся этого, потому что в свои 35 хорошо зарабатывал и знал, чего ждать от жизни. Я всегда был заядлым киноманом, но не верил, что я сам смогу работать в кино. Но Наташа меня убедила попробовать.
Наташа: Потому что он приходил домой в страшной депрессии, ничего не хотел, света белого не видел. А я тогда училась на Высших режиссерских курсах, и мне просто рвало голову от идей, зашкаливало. Что такое обучение на ВКСР? Курсовая — это кино. Учебная работа — это кино. И ты при любом раскладе начинаешь снимать кино.
«Салют-7»
Наташа: По нашим сценариям были сняты «Салют-7» и «Гоголь». И обе эти киноработы очень хорошо получились. «Салют-7» снял Клим Шипенко. Продюсерами выступили Бакур Бакурадзе, Юлия Мишкинене, именно им мы и принесли сценарий «Салюта», а уже потом подключился Клим. А возглавил всю эту прекрасную компанию Сергей Сельянов — и благодаря его ускорению все сработало. Мы, например, наблюдали, как Бакур погружался в технический процесс: он в принципе мог бы сам, своими руками собрать корабль, сесть в него и полететь! (Смеется.)
Алексей: Мы только написали сценарий, а люди сотворили из него нечто невероятное. Они сделали нескучный фильм про космос. Редко кому это у нас в стране удается.
Наташа: Какой космос создала команда «Салюта»! Проблема нашего сценария была в том, что 40 минут действия из двух часов разворачивалось в космосе — и это дорого. Дорого делать 40 минут невесомости. В результате то, как это было сделано, конечно, потрясает. Это голливудский уровень.
Скрипт-доктор и постпродакшн
Алексей: Если «Салют-7» — проект, который мы сами написали и предложили продюсерам, то «Гоголь» — это заказ: нас попросили присоединиться к команде и написать к готовому пилоту семь серий. Так бывает, что несколько сценаристов работают над одним проектом — это такое письмо из Простоквашино: начал дядя Федор, продолжил Шарик, Матроскин написал свое и в конце — «ваш сын дядя Шарик». Это нормально, кстати, для Голливуда. Когда это крупнобюджетное кино и люди вкладывают большие деньги, они хотят снизить риски, хотят, чтобы сценарий был идеальным, чтобы он был железобетонной опорой. Есть такое понятие script doctor — это сценаристы, которые специализируются на «лечении» сценариев, то есть на «лечении» их недостатков. Они включаются на финальной стадии и «пролечивают» слабые места.
Наташа: Это очень правильно, потому что, когда ты работаешь над материалом, ты в него погружаешься и теряешь, как мы это называем с Лешей, «вид сверху»: ты уже не можешь «сверху» посмотреть на сценарий и оценить нормально свою историю. Первый монтаж фильма, например, — это вообще катастрофично. Надо выпить валерьянки, прежде чем смотреть первую сборку. Кажется, что везде лажа, все не произошло, ты подвел продюсеров и себя, деньги выброшены в унитаз. Первую сборку надо пережить — прийти на следующий день и начать монтировать. Второй драфт уже что-то показывает — но тоже еще ничего хорошего. К третьему драфту это уже должно напоминать кино.
Алексей: Очень много неудачных фильмов или сериалов выходят в нашей стране именно из-за нехватки времени на постпродакшн, который происходит из недостатка выделяемых средств. Монтаж должен отлежаться. Например, когда мы монтировали «Интимные места», опытный продюсер Бакур Бакурадзе говорил: «Вот мы посмотрели сейчас этот драфт, давайте теперь месяц ничего не делать и не вспоминать про него. Через месяц мы снова сядем, увидим его другими глазами — и после этого начнем вносить корректировки». И этот метод оказался эффективным. Но не всегда продюсеры на такое идут. Производственный период — это деньги, чем дольше, тем дороже. А у кого-то сроки поджимают: надо выйти в прокат в удачный праздничный период, или уже подходит время сдачи фильма в Минкульт или Фонд кино, в общем, не все могут себе позволить эти полезные передышки в монтаже. А жаль. Возможно, если бы так делали, у нас выходило бы гораздо больше складных и нескучных фильмов. И коммерческих, и артхаусных: всем нужно время, чтобы критически оценить материал и понять, что делать дальше.
Высокие отношения
Наташа: Мы всем актерам приводим в пример Аню Михалкову, которая всегда борется на площадке за звание самой воспитанной актрисы. Мы все знаем талант Ани, блестящий, мы знаем, какая она крутая — но она еще и всегда самая воспитанная актриса на площадке. Я думаю, для каждого режиссера просто счастье, удовольствие и кайф — видеть Аню в кадре. Потому что по-человечески с ней очень кайфово вместе это чувствовать и проживать — и к тому же у тебя в кадре все роскошно. Это крутое сочетание, конечно. А вообще я с актерами разговариваю до съемок и прошу их не пить из меня кровь. (Смеется.)
Алексей: Наташа — основной режиссер, поэтому в основном вся кровь пьется из нее. Она режиссер, на площадке, она командует, а я только советник. Так что все режиссерские нагрузки ложатся на нее.
Наташа: Я всегда говорила актерам: «Да, я понимаю, что вам нужно вдохновение, для того чтобы войти в кадр, и все вокруг должны вас вдохновлять. Но развернитесь и посмотрите на группу: ей тоже нужно вдохновение, и режиссеру нужно вдохновение, чтобы сделать то, что мы придумывали три года — а потом еще три года искали продюсера и готовились к этому еще год, в общей сложности семь лет». Я обычно никогда не иду на открытый конфликт, но токсичная атмосфера не очень помогает в работе. Хотя и режиссер бывает токсичным человеком. (Смеется.)
Алексей: Сейчас идет активное обсуждение в обществе по поводу взаимоотношения режиссера с актерами. О том, что режиссеры плохо обращаются с актерами, что все пора менять, что все это недопустимо. Безусловно, есть какие-то вещи, которые в прошлом казались допустимыми, а сейчас кажутся недопустимыми. Но это все-таки творческий процесс, и актеры не очень обычные люди, и режиссеры не очень обычные люди, между ними всегда будут столкновения, творческие конфликты. И какой-то негатив неизбежен. Делать все это без конфликтов и без негатива станет возможным, только когда одну из сторон заменят на роботов. Хотя, боюсь, режиссер-робот актеров вообще в бараний рог скрутит!
Наташа: И конфликты — не всегда результат чьей-то звездной болезни. Просто разные люди заряжаются по-разному. Одному нужно, чтобы его все любили вокруг, а другому — пол-литра крови от окружающей компании. Очень по-разному люди себя раскачивают.
Алексей: Опять же, что такое звездная болезнь? Мы не говорим сейчас о людях, которые, будучи изначально низкого уровня культуры и получив вдруг какую-то известность, превращаются в тиранов: бывшая крепостная стала барыней хуже той, что ее угнетала. Такое бывает. Но иногда звездная болезнь — это следствие успеха, помноженного на перфекционизм: у меня все так хорошо получается, на меня очень большой спрос, меня любят миллионы, так почему же тогда все вокруг работают хуже, какое они имеют право? Я требую от вас, чтобы вы так же хорошо работали. Это тоже звездная болезнь, это клиническая форма перфекционизма.
Муж и жена
Алексей: Однажды я был актером. Для «Интимных мест» не смогли найти актера — и пришлось мне играть. Это было нелегко. Я — непрофессиональный актер. Мы, конечно, ругались. Наташа как режиссер надеялась, что сможет на меня опираться, потому что я муж, верный человек… Человек, который сам написал этот текст. А когда у меня ничего не получалось, Наташа воспринимала это как предательство. Ей казалось, что я это нарочно делаю. Плюс у меня есть такая особенность организма: в моменты стресса я просто моментально засыпаю. И я просто засыпал прямо на стуле на площадке, когда Наташа начинала кричать.
Наташа: Я ору на него, а он спит.
Алексей: Защитная реакция организма…
Наташа: Это такая любовь к себе. И на этом все заканчивается, потому что один из участников конфликта выпадает из конфликта. (Смеются.)
Алексей: И со стороны может показаться, что один человек другого убил. Один человек орет, а другой уснул.
Рабочий режим
Наташа: Очень жесткое производство в последний раз было у нас было на сериале «Колл-центр»: 63 смены и выходной раз в неделю. И в таком графике очень нужен режим. Ты приезжаешь с площадки и больше ничего не делаешь. Я помню, у нас параллельно выходил фильм «Человек, который удивил всех» — и у нас было очень-очень много интервью. Я тогда договаривалась с корреспондентами, что мы даем интервью в машине, пока едем от площадки до дома, отдельно выделить час на разговор не представлялось возможным. Мы просто приходили, падали лицом вниз, спали и вставали по будильнику, как будто не было никакой ночи. 63 смены — это очень много.
Алексей: В таком состоянии — не до тонкостей в быту. Приехали, упали, заснули, встали, быстро что-то на площадке съели. Какой чай тебе налили — неважно.
Наташа: На съемках «Колл-центра» у нас смены начинались в 7 утра (то есть встать нужно в половине шестого!), потому что было много театральных актеров, которых нужно было отпускать в 6 вечера, чтобы они в 7 попали к себе на сцену. И «123 продакшн» придумали для нас завтраки: я ничего не готовила с утра, и меня кормили прямо на площадке. Это было классно!
Алексей: Самая большая проблема в съемочный период — это нехватка сна, причем у всех. В какой-то момент, когда долгое производство (60 или 70 смен для сериала, например), ты видишь, что все думают только о сне и засыпают в кадре. Именно поэтому все любят на съемочной площадке фотографировать друг друга в момент, когда они спят. Потому что спят все время все, в любой перерыв, в любой момент. Кинопроизводство вообще напоминает военные действия: в воспоминаниях о войне люди часто рассказывают, как всем всегда хочется спать.
Наташа: На «Колле-центре» в последний день у нас была 18-часовая смена, потому что на следующее утро ломали декорации. Мы все были уже на адреналине и вообще не ощущали времени: просто понимали, что нашу грандиозную, роскошную декорацию завтра разнесут в щепки.
Алексей: Даже если у тебя есть опыт, если ты до этого снимал или писал сценарий, ты все равно с каждым новым проектом «обнуляешься» (модное сейчас слово) — и у тебя может ничего не получиться. И ты каждый раз должен доказать себе и окружающим, что Акелла еще пока не промахнулся. Это каждый раз очень большой удар по самооценке, потому что все время кажется, что не получится.
Фестивали и награды
Алексей: Я люблю фестивали, потому что там можно пообщаться с коллегами и поныть друг другу. И отдохнуть. Хотя у нас это редко получается: мы на фестивалях все время что-то пишем в свободные часы, такого, чтобы куда-то приехать и отрываться по полной, еще не было. На фестивали накладываются новые сценарии и какие-то производственные циклы. Кроме того, на фестивалях ты смотришь новое кино, и это тебя подпитывает, заряжает энергией, организует. А награды — это очень приятно. Люди, которые говорят, что им награды неважны, это либо люди, у которых этих наград уже тонны, либо ханжи, либо это возвышенные существа, в существование которых я не очень верю.
Наташа: У фестивалей есть еще один плюс. На площадке нет полноценного общения, нет возможности поговорить. Режиссеры — это не актеры, которые общаются друг с другом на разных съемках. А на фестивале можно наконец поболтать за кофе или за шампанским. Это путешествия, это встречи с новым миром, с новыми людьми. Так, благодаря фестивалю мы посмотрели Мексику: нам оплатили билеты и проживание, а мы взяли еще несколько дней для себя и поехали в Гвадалахару. Окунулись в эту культуру, увидели этих людей, было по-настоящему классно. Я перестала любить фестивали, на которые надо ездить на два дня: ты выскакиваешь на сцену, что-то говоришь, убегаешь и срочно несешься на самолет, такая спешка очень портит удовольствие.
Алексей: Да, фестивали — «средство передвижения». Если есть такая поговорка: хочешь увидеть мир — иди служить в разведку, можно сказать: хочешь увидеть мир — снимай российский артхаус.
Медийность и бойцы невидимого фронта
Наташа: Те, кто делает из нас, женщин-режиссеров, таких красоток для обложки — это бойцы невидимого фронта. И у меня их — целая команда! (Смеется.) И я хотела бы их поблагодарить. Мой стилист — Яна Павлидис. Весь прошлый год, красные дорожки от Венеции и до «Кинотавра» — ее рук дело. У нее, кстати, есть авторский блог, который посвящен моде, стилю, здоровью. Она профессиональный человек в этом смысле, у нее огромная аудитория на YouTube. Так как мы с Яной подруги, она выделила время для меня. Потому что Венеция — это был шок и кошмар, мы уже были в съемках «Колл-центра», и совершенно некогда было готовиться к этому мероприятию. Я же не София Коппола, которая в Каннах с каждым своим фильмом, модные дома стоят в очереди только, чтобы ее одеть. Я не знала, куда бежать и что делать. Мы с Яной искали мне босоножки, наверное, неделю. На самом деле, это целая индустрия, довольно сложная, надо знать кучу явок и паролей. И Леша к нам присоединился. Яна говорит: «Рядом с тобой должен стоять красивый мужчина».
Алексей: Мне надо соответствовать Наташе. А иначе это будет не режиссерская пара, а какая-то хромая на одну лапу утка: шикарная женщина, над которой работает целая команда, как над гоночной машиной «Феррари», а рядом — непонятно кто.
Наташа: Я бы хотела поблагодарить несколько компаний. Это MV. Fashion lab — они шьют одежду и вместе с Яной создали для меня луки на дорожку открытия и дорожку закрытия прошлогоднего «Кинотавра». Дизайнер Светлана Узун — она создает необыкновенные авторские рубашки и тренчи. В общем, для меня это уже территория искусства. Бренд Terekhov и Оксана Лаврентьева — это люди, которые занимаются модой международного уровня. Я счастлива, что мне удалось работать с этими компаниями. Потому что они все знают про женщину, про ее силуэт, про красоту и композицию, про пропорции и все остальное. Это здорово, когда люди в профессии — лучшие.
Алексей: Нужно понимать: когда женщина-режиссер выходит на красную на дорожку — это для нее праздник, это как Первое мая для фабричных рабочих. Потому что женщины-режиссеры сначала в телогрейке и в резиновых сапогах месят где-то в деревне грязь и дерьмо, снимая российский артхаус, а потом очень долго сидят и сходят с ума в пыльных монтажных. А потом вдруг раз — вышел фильм, и вот у них Первое мая. Они несколько раз в год это надевают, это действительно праздник, когда чувствуешь себя Золушкой на балу. Возможно, они от этого процесса получают гораздо больше удовольствия, чем те, для кого это ежедневная рутина.
Наташа: Когда мы поехали в Венецию, мы уже начали съемочный процесс в «Колл-центре» — и снимали деревню, которую по сценарию нужно было поджечь. Мы ее подожгли, и она так хорошо загорелась, что мы все прокоптились. А на следующий день улетели. Помыли голову и вышли на дорожку. Вообще счастье было просто отмыться. (Смеется.) Вот так иногда происходит. Потому что все дорожки у режиссеров сопряжены с новыми съемками, актеров тоже нужно «выдергивать» — и бежать по магазинам… А куда ты побежишь после смены? Поэтому всегда нужен профессиональный человек, который рядом, он раз — и все сделает.
Социальные сети
Наташа: Большой респект людям, которые способны лично собой, своим продуктом заинтересовать других людей. Но это не про мой Instagram.
Алексей: Если бы Наташа занималась Instagram так же плотно, как Настя Ивлеева, Наташа не смогла бы снимать кино. Ивлеева присутствует в кадре все время, она сама — главная актриса своих миниатюр. Как и Ира Горбачева. У Ивлеевой, допустим, в Instagram идет одно, в Tik-Tok — другое, это целая фабрика видеоминиатюр. Это и есть ее кино.
Наташа: Да, то, что она делает, создает, это и есть ее кино. А мы работаем оффлайн, и все, что я могу у себя в Instagram выложить, — это воспоминания о съемках, когда мы выдохнули.
Алексей: Когда мы видим, что некоторые режиссеры каждый день с площадки выкладывают что-то, это вызывает восхищение. Это люди Ренессанса, которые еще успевают подумать об этом! Если бы Instagram существовал давно, интересно, кто бы из знаменитых режиссеров им бы активно пользовался? Наверное, Бергман выкладывал бы одну картинку в год, а Феллини постил бы по пять в день.
Наташа: В Instagram мы, конечно, поддерживаем социальные акции, которые находят в нас отклик — от людей, которых мы знаем, от их фондов, в прозрачности которых мы уверены. Только в этом случае я, например, у себя что-то выкладываю. Я пишу попечителям и 20 раз все перепроверяю. Возможно, это моя журналистская природа: «если ваша мама сказала, что любит вас, проверьте это как минимум у двух независимых источников». (Смеется.)
Алексей: Я в соцсетях больше читатель, чем писатель. Я человек очень говорливый, разговорчивый, люблю потрепаться за жизнь, поспорить. И я очень долго отучался делать это в социальных. Поначалу я лез во всякие споры, а потом решил бросить. Я пишу свою реплику и стираю, просто не публикую ее. Я считаю, что надо стараться высказываться через свое кино, это моя работа, это моя площадка, там мне и надо это делать. Но социальные сети для меня — источник информации и источник мнений, в общем-то, источник вдохновения в каком-то смысле.
Наташа: И температуры общества вообще. Но что такое Facebook и Instagram? Это какая-то ограниченная кучка людей, не вся страна там сидит. Чаще всего все, что мы знаем о мире, мы знаем через эти сети. Потому что мы не смотрим телевизор, не смотрим новости, не читаем газеты, разве что «Медузу». И так или иначе у нас складывается своя картина мира, и она, безусловно, деформирована, необъективна. Мы должны понимать, что это температура конкретно этого сообщества, и вот этот разрыв с реальностью может быть трагическим, поэтому нужно вообще-то периодически поглядывать вокруг себя…
Алексей: Когда блогер и кинематографист встретятся в очереди у ворот ада и начнут друг другу предъявлять: «А что ты-то сделал в этой жизни?», блогер скажет: «Я написал десять тысяч прогрессивных постов», а кинематографист скажет: «А я снял десяток фильмов, именно тех, которые я хотел». И оба будут счастливы. И оба прожили жизнь не зря.
Наташа: И оба попали в ад не просто так. (Смеются.)
Что смотреть?
Алексей: Очень интересный сериал — «Неортодоксальная». Сериал «Наследники» про богатых людей и про их детей — это потрясающая актерская игра и потрясающий актерский ансамбль.
Наташа: Да. Про большой семейный бизнес, их разборки. Иван Грозный и его дети, но на современный лад. Дворцовые интриги. Еще обязательно посмотрим «Чики» — сразу все серии. И мы смотрим все, что делает наша родная компания «Премьер».
Алексей: Обязательно посмотрим «Мир! Дружба! Жвачка!» А еще мне очень понравился «стартовский» сериал «Шторм», я смотрю всегда вообще все, к чему имеет отношение как сценарист или как режиссер Наталия Мещанинова, я — ее фанат. А еще «Джентльмен Джек» — очень классный сериал про викторианскую Англию и ЛГБТ. Причем по реальным событиям, про реальную женщину.
Наташа: А я посмотрела все работы современной итальянской режиссерки Аличе Рорвахер и фильмы ливанской режиссерки Надин Лабаки. Меня интересуют на сегодняшний момент современные женщины-режиссеры, что они транслируют в мир.
Будущие проекты
Наташа: Мы не рассказываем про свои будущие проекты, я — страшное в этом смысле трусло, боюсь все сглазить.
Алексей: Иногда кино требует тишины.
Фотосъемка Наташи и Алексея Стиль: Яна Павлидис Фото: Нора Жане MUAH: Наталия Савченко Одежда — MV.fashion lab, серьги — ювелирный дом «Голконда»
